УДК 94(47)

Белгородский государственный национально-исследовательский университет, г. Белгород, Российская Федерация, кандидат исторических наук, доцент, декан историко филологического факультета педагогического института, e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Охарактеризованы миграционные процессы, развернувшиеся в зоне южного фронтира и связан­ные с расширением государственной территории России в южном направлении, происходившем в конце XVI - первой половине XVII в. В конце XVI - первой половине XVII в. на территории южного фронтира России - в Днепро-Донской лесостепи - встретились потоки российской и украинской ко­лонизаций. Их взаимодействие было сложным и противоречивым. Конкуренция в освоении новых пространств развернулась на фоне постоянных татарских набегов. Именно необходимость борьбы с последними подтолкнула Российское царство к продвижению в Поле. При его освоении российские служилые люди и руководившие ими должностные лица столкнулись с неожиданным препятствием - украинскими казаками-черкасами. Наплыв украинских переселенцев был настолько значительным и их вооруженные вторжения на заселяемую русскими территорию были настолько частыми, что игно­рировать фактор противоборства между представителями двух народов в зоне фронтира невозможно. Связанные с этим противоборством явления влияли на жизнь региона и определяли проводившуюся в отношении Поля политику России не меньше, чем татарские набеги. Значительные массы украинцев пытались основать постоянные поселения в районах, уже считавшихся российским правительством своими. В этой ситуации проявилось преимущество российской колонизации. Она осуществлялась го­сударством, строившим города-крепости, распространяя тем самым свой суверенитет на новые земли. Опираясь на создаваемые здесь вооруженные силы, Российское царство вытесняло украинских посе­ленцев с занимаемой ими территории. По окончании Смоленской войны Россия развернула строи­тельство Белгородской черты. Создаваемая сеть укреплений обусловила окончательное закрепление ее в данном регионе, позволила не только эффективно противостоять татарским набегам, но и усилить контроль над народной украинской колонизацией и сделала бесперспективными польские планы, на­правленные на возвращение этих территорий. Таким образом, колонизационная политика, последова­тельно проводившаяся Россией, оказалась более результативной, чем спонтанное переселенческое движение с Украины, не имевшее государственной поддержки. Однако в конфликте между Россий­ским государством и украинскими колонистами было найдено место компромиссу. Этот компромисс оказался жизнеспособным и послужил основой для последующего сосуществования двух народов на одной территории, позволил России на протяжении первой половины XVII в. успешно продолжить колонизацию Поля. Предпосылкой к его достижению стала совместная борьба с татарскими набегами. Основу составило поступление черкас на российскую службу, в результате чего за несколько десяти­летий на южной окраине России сформировался особый слой населения - служилые черкасы. Выде­ляясь среди русских служилых людей и крестьян, служилые черкасы, благодаря этнокультурному родству и общему православному вероисповеданию, быстро адаптировались к существованию в Рос­сии. Вместе с тем в первой половине XVII в. эта адаптация еще не была полной. Нередкими были конфликты служилых черкас с местными властями и русскими соседями. Порождались указанные конфликты не этническими, а имущественными и правовыми противоречиями. Проявлялись они, в основном, в неповиновении властям и уходе за пределы Российского царства. Такие «черкасские из­мены» вызывали жесткую реакцию российской администрации, т. к. уход населения обратно в Речь Посполитую ослаблял российские позиции на Поле и усиливал последнюю. Но, по мере накопления опыта совместного проживания на границе и использования черкас в качестве российских служилых людей, центральная и местная власть смогла выработать политику, обеспечившую укоренение пере­селенцев на новом месте. Опыт совместного проживания, выработанный в ходе взаимодействия под­данных России и переселенцев с украинских земель Речи Посполитой в процессе колонизации Днеп- ро-Донской лесостепи, в дальнейшем сыграл положительную роль в становлении русско-украинских отношений в рамках единого государства.

Ключевые слова: Российское царство; Юг России; Днепро-Донская лесостепь; Крымское ханство; Речь Посполитая; порубежье.

DOI: 10.20310/1810-0201-2015-20-10-47-70

Днепро-Донская лесостепь^{1 [2]}, начиная с конца XVI и на протяжении всего XVII сто­летия являлась зоной взаимодействия рус­ских и украинцев^[3]. Дореволюционные исто­рики, рассматривавшие переселение украин­цев в Россию, обращали внимание на их усердную службу [1, с. 52] и размах пересе­ленческого движения [2]. Советские истори­ки сформулировали концепцию, согласно которой российские власти обращались с ук­раинцами гораздо лучше, чем с русскими служилыми людьми [3, с. 77]. Исследователи отмечали благожелательное отношение Рос­сии к украинским казакам - «черкасам» [4, с. 12] и видели в этом проявление братских отношений двух народов [5, с. 14]. Таким образом, внимание акцентировалось на тех сторонах российско-украинского взаимодей­ствия, в которых проявлялась обоюдная за­интересованность. Между тем, как свидетель­ствуют документы российского приказного делопроизводства (фонд № 210 РГАДА), про­цесс пограничного взаимодействия был свя­зан с необходимостью решения различных проблем.

В конце XVI в. на просторах Днепро­Донской лесостепи, которая в этот период стала частью обширной зоны южнорусского фронтира, встретились два колонизационных потока: российский и украинский. За период 50-70-х гг. XVI в. удалось выявить всего два упоминания о черкасах в приграничном ре­гионе. Первое из них содержится в материа­лах Литовской метрики [6, с. 231-240]. Вто­рое упоминание о черкасах на Поле относит­ся к 1571 г., когда русская сторожа с реки Коломака была переведена на р. Ольшанку, т. к. «на Коломаки приходят черкасы канев­ские да сторожей громят» [7, с. 13]. В конце XVI в. действия черкас заметно активизиро­вались. Объясняется это тем, что после пере­дачи приднепровских и волынских земель Великого княжества Литовского в состав Польского королевства в 1569 г. усилилось угнетение украинского населения. Со второй половины XVI в. все более заметной стано­вится дискриминация православного населе­ния Речи Посполитой. В результате увеличи­лось число беглых на юг, подальше от поль­ских шляхтичей и администрации. Но на юге лежало Крымское ханство, а территория По­ля являлась в то время фактически ничейной, сюда и направились украинцы из Польши. Есть и другая точка зрения. Она была сфор­мулирована Г.Н. Анпилоговым и поддержана в позднейшей работе В.П. Загоровского [8, с. 194]. Г.Н. Анпилогов связывал появление украинцев в российских пределах с государст­венной политикой Речи Посполитой [9, с. 19].

Особое внимание следует обратить на черкас, которые приходили для хозяйствен­ных промыслов. Они появлялись в районе, который уже осваивался российскими под­данными. Это служило причиной столкнове­ний. В связи с утратой архивных документов в настоящее время трудно точно определить роль Польского государства, державцев и феодалов в организации черкасского движе­ния на российские украины. Д.И. Багалей предполагал, что украинные старосты могли действовать независимо от правительства Речи Посполитой [2, с. 89]. Более уверенно можно говорить о стихийных акциях черкас, которым администрация Речи Посполитой не препятствовала, поскольку походы соверша­лись в пределы ее противника. Кроме того, сами польские власти полностью действия казачества никогда не контролировали. Как остроумно заметил польский историк В. Год- жишевский: «Казаки запорожские и донские за свою историю не раз оказывали великие услуги своим государствам, Польше и Моск­ве, однако, живя бесконтрольно и самоволь­но, еще больше доставляли им хлопот» [10, S. 60]. Вместе с тем, согласно описи архива Посольского приказа 1614 г., начиная с 1585/86 г. и вплоть до 1604 г., в русском ди­пломатическом ведомстве собираются доку­менты о запорожских черкасах и о «задорах» на границе [11, с. 125-127]. Таким образом, подданные России и мигранты из украинских земель Речи Посполитой в 80-х гг. XVI в. встретились на Поле как подданные враж­дебных друг другу государств.

Вместе с тем в это же время начинается прием черкас на российскую службу. Так, в 1588 г., в Путивле уже появились служилые черкасы. Это были 25 человек, которыми ко­мандовал Агей Мартынов, а также 50 черкас и охочих казаков во главе с атаманом Яковом Лысым [12, л. 17-18]. Кроме того, имеется свидетельство о переходе в том же году на службу в Путивль 15 запорожцев под пред­водительством атамана Федора Гороховского [13, л. 10-11; 14, л. 1-2]. В 1594 г. в Путивле насчитывалось 50 черкас, не имевших помес­тий и служивших только за денежное и хлеб­ное жалованье [15, с. 16]. Судя по поздней­шей челобитной и показаниям свидетелей, черкашенин Яков Филиппов служил станич­ником в Белгороде с 1600 г. [16, л. 213-217]. Значит, вполне вероятно наличие служилых черкас и в этом городе. Служилые черкасы встречаются не только в пограничных горо­дах. Так, сохранился список, сделанный в 1627 г. с указной грамоты Федора Ивановича в Переяславль-Рязанский. Подлинник дати­руется 3 апреля 1593 г. В нем говорится об освобождении «рязанских черкас» от работ по строительству городских укреплений ради их «иноземства» [17, с. 48-49]. В платежных книгах Рязанского уезда 1594-1597 гг. есть указания на наделение землей черкас в этом уезде [18, с. 66, 179, 245, 305].

Однако не все черкасы желали перейти на службу в Россию. В 1592 г. воевода Гри­горий Борисов докладывал из Чернигова о конфликте с польскими подданными. По его словам, черниговцы обнаружили начатое людьми А. Вишневецкого строительство на Прилуцком городище. В России эту террито­рию считали своей и поэтому поселенцев прогнали, а для предотвращения их возвра­щения выставили заставу. После этого на заставу пришли черкасы из Лубен и Остра во главе с атаманом Иваном Белиным. В ре­зультате завязавшегося боя немало черни­говцев было убито и ранено, а их лошади стали добычей черкас [19, л. 172об.].

В ответ на активизацию украинских ка­заков российское правительство должно бы­ло принять соответствующие меры. В Поле из городов направлялись военные отряды [8, с. 196-197]. Весной 1589 г. в Москве получи­ли известие о прибытии на р. Северский До­нец отряда черкас под командованием Мат­вея Федорова, который изъявил желание «служить государю и над крымскими людь­ми промышлять». В ответ из Путивля был выслан отряд под командованием головы Афанасия Федоровича Зиновьева. Последний получил наказ: выяснить подлинные намере­ния черкас, и если не подтвердится их наме­рение перейти на русскую службу, то немед­ленно атаковать, разгромить и уничтожить их. Отряд Федорова стал служить «государе­ву службу» [20, с. 250-259]. На примере чер­касского отряда М. Федорова хорошо видны основные тенденции во взаимоотношениях российской администрации и украинцев в конце XVI в. в условиях фронтира. Они были гораздо сложнее, чем это порой воспринима­лось историками. Советские исследователи приводили эпизод с Матвеем Федоровым как пример успешной украинской колонизации Днепро-Донского региона. При этом утвер­ждалось, что царское правительство только положительно реагировало на появление пе­реселенцев из Речи Посполитой [5, с. 13; 21, с. 240; 22, с. 68]. Тем самым игнорировалось мнение Д.И. Багалея, проанализировавшего данный случай и пришедшего к выводу о недоверии российских властей к черкасам, «...потому, что они ничем прочным не были связаны со своим новым отечеством» [2, с. 105].

Черкас принимали на службу, поскольку остро нуждались в людях. Однако до конца им не доверяли. Зачастую служилые черкасы пресекали вторжения татар. При необходи­мости служилых черкас использовали для борьбы с черкасами «воровскими». Тем не менее, правительство с большой осторожно­стью относилось и к черкасам, находящимся на российской службе. Само прибытие в рус­ские пределы вооруженных отрядов вызыва­ло тревогу, поскольку нельзя было быть пол­ностью уверенным в том, что черкасы при­шли на службу, а не в поисках добычи. На­стороженность, проявленная правительством по отношению к отряду Федорова, послужи­ла Д.И. Багалею основанием для вывода о восприятии российскими властями черкас как союзников, а не как своих служилых лю­дей [2, с. 105]. Эта оценка представляется не совсем точной. Рассмотрение документов о других служилых черкасах позволяет заклю­чить, что они находились в таком же поло­жении, как и другие категории военно­служилого населения южной российской ок­раины. Только, как оказалось впоследствии, у них было больше возможностей для ухода со службы, чем у русских жителей этого ре­гиона.

По мере заселения россиянами Польской и Северской украйны, учащались погранич­ные столкновения. Пропорционально возрас­танию плотности населения района увеличи­валось количество конфликтов. Из всей тер­ритории российско-украинского порубежья наиболее интенсивно осваивались Северские земли. Именно здесь в 80-х гг. XVI в. напря­женность достигла такого уровня, что вопрос об обстановке в Новгород-Северском, Пу- тивльском и других российских уездах стал предметом дипломатической переписки ме­жду Москвой и Варшавой. Польское прави­тельство видело причину обострения поло­жения в переходах российских подданных через польские рубежи. Видимо, в Речи По- сполитой считали еще неосвоенные просто­ры Поля своими и воспринимали появление россиян там как нарушение польской грани­цы. В свою очередь, в Москве подобное мне­ние находили несправедливым, упрекали по­ляков в пограничных столкновениях, однако обещали и своих подданных «удерживать от всяких непорядков» [23, с. 8-9].

В этот период российские дипломаты ак­тивно протестовали против строительства острогов вблизи границы со стороны Речи Посполитой. По их словам, после основания и заселения Лубен и Прилук, жители этих городов «запустошили» Черниговский, Пу- тивльский и Новгород-Северский уезды. При этом утверждалось, что Прилутцкое городи­ще со всеми угодьями, прилегающими к не­му, является исконной землей Черниговского уезда [19, л. 163об.-165]. Со своей стороны, в Варшаве утверждали, что «...городище При- лутцкое и река Удая з веков к Киевскому княжеству надлежит и людем господарей наших королей польских и великих князей литовских черкасы, и каневцы, и остряне завжды того спокойне далече за тым местом больше десяти миль уживались» [19, л. 174об.]. Неопределенность государственной принад­лежности Прилуцкого городища и его округи стала причиной длительного межгосударст­венного спора. Таким образом, колонизация Россией и Польшей своих окраин привела к обострению территориальных противоречий между двумя государствами.

Несмотря на дипломатические меры, в дальнейшем положение существенно не из­менилось. Помимо актов разбоя, бывших на окраинах делом обычным, здесь уже в конце XVI в. происходят попытки украинского на­селения осесть на приграничных землях, не вступая при этом в российское подданство. О таких фактах сообщали воеводы Путивля, Рыльска и Новгорода-Северского [9, с. 74] и Чернигова [19, л. 74]. Опасность черкасской колонизации для России заключалась в том, что селившиеся украинцы не приносили при­сяги царю. Следовательно, они продолжали оставаться подданными Речи Посполитой. Поэтому русское правительство опасалось такого освоения земель черкасами. Ведь, за­крепившись на них, переселенцы создали бы условия для присоединения этой территории к Польше. Но процесс расселения черкас на границах Российского царства продолжался, и московское правительство остановить его не могло. В данном случае можно говорить о столкновении двух потоков колонизации Днепро-Донской лесостепи - русского и ук­раинского. Освоение Поля началось практи­чески одновременно и россиянами и черка­сами. Однако имелись существенные отли­чия в положении переселенцев с территории Российского царства и Речи Посполитой. В это время русская колонизация была пре­имущественно правительственной, организо­ванной из центра. Она опиралась на строя­щиеся государством города-крепости и фор­мировавшиеся в регионе вооруженные силы. Проводя такую политику, российская сторо­на стремилась закрепиться на Польской и Северской окраинах. Украинская колониза­ция носила иной характер. В основном, это был процесс стихийный, лишь отчасти сти­мулировавшийся польскими землевладель­цами, но не государством. В конце XVI - на­чале XVII в. правительство Речи Посполитой специальных распоряжений о переселении черкас не отдавало, но и не мешало движе­нию украинцев в этот регион. Русские власти всячески противодействовали оседанию ук­раинских переселенцев на его территории и рассматривали черкасскую колонизацию как проявление экспансии Речи Посполитой.

Правительства Федора Ивановича и Бо­риса Годунова, опираясь на создаваемые в рассматриваемом регионе вооруженные си­лы, пытались вытеснять украинцев с терри­тории, которую считали своей. Но сил, имевшихся в распоряжении Российского царства, оказалось недостаточно для преодо­ления сопротивления украинских поселен­цев. Тем не менее, в столкновении двух ко­лонизационных потоков преимущество ока­залось на стороне российского, имевшего государственную поддержку. Однако полно­стью удалить украинцев с территории Поля российские власти не смогли. Результатом стало компромиссное решение проблемы. Российская администрация разрешала черка­сам селиться на своей территории при усло­вии изменения ими подданства и выполнения различных обязанностей наравне с другими российскими служилыми людьми.

В Смутное время деятельность россий­ской администрации на Польской украйне практически была парализована. Это время характеризуется не только голодом 1601­1603 гг. (который на юге Российского царст­ва проявился не так остро, как в других рай­онах страны), но и дестабилизацией внутри- и внешнеполитического положения России, активным вмешательством в ее внутренние дела иностранных держав. Наибольшей ак­тивностью была отмечена внешняя политика Речи Посполитой. Правительство этого госу­дарства стремилось извлечь максимальную выгоду из сложной внутриполитической си­туации в России. В Польше в этой связи воз­никали различные планы: от идеи соедине­ния Российского царства и Речи Посполитой «вечной унией» до присоединения к Поль­скому королевству части пограничных рос­сийских территорий [24, с. 268-285]. Естест­венно, вышеназванные факторы отразились на ситуации в южных уездах России.

Именно в южные районы России вторгся Лжедмитрий I. Этот регион существенно по­страдал в Смутное время. С возвращением в Польшу из России короля Сигизмунда III и королевича Владислава активные действия польских войск на русских землях прекрати­лись. После утверждения на престоле в 1613 г.

Михаила Федоровича Романова ситуация в государстве начинает стабилизироваться. Положение на порубежье усугубилось похо­дом польского королевича Владислава на Москву в 1617 г. Сил, имевшихся в его рас­поряжении, оказалось недостаточно для ве­дения успешной войны за престол. Поэтому Владислав призвал на помощь запорожское войско. Запорожцы численностью до 20 тыс. человек двинулись в поход летом 1618 г. [25, с. 684]. Во главе казаков стоял гетман Петр Конашевич Сагайдачный. Они овладели Пу- тивлем, Ливнами, Ельцом, Данковым, Лебе­дянью, взяли в плен русских послов, направ­лявшихся в Крым (вместе с «мягкой казной» стоимостью 10 тыс. руб.), а затем направи­лись на Рязанщину [15, с. 179]. Таким обра­зом, в 1618 г. южная оборонительная система России, еще окончательно не восстановлен­ная после Смутного времени, в результате вторжения запорожцев опять серьезно по­страдала. Для Владислава поход оказался неудачным. Осенью 1618 г. возобновились мирные переговоры. Следует обратить вни­мание на оценку российскими властями по­хода запорожцев 1618 г. Согласно боярскому приговору от 10 июля 1619 г., «...о ту пору была война, а не разбой» [26, с. 96].

Приведенные факты позволяют заклю­чить: во время Смуты, благодаря ослаблению Российского государства, приостановилась колонизация Поля. Процесс порубежного взаимодействия претерпел серьезные изме­нения. И если в конце XVI в., несмотря на различные конфликты, достаточно устойчиво развивалась тенденция к совместному про­живанию россиян и черкас в Днепро-Дон- ском междуречье, основывавшаяся на прие­ме украинских казаков в российское поддан­ство, то в первые два десятилетия XVII в. черкасы в основном выступали либо как воины Речи Посполитой, либо как разбойни­ки, рыскающие в поисках добычи по россий­ской украйне. Но по мере восстановления российской государственности это направле­ние во взаимодействии населения сопре­дельных территорий России и Польши пере­стает доминировать, и фактически порубеж­ные отношения восстанавливаются в том ви­де, в котором они существовали до появле­ния первого самозванца. Значит, в основе обострения ситуации на границе между ук­раинскими землями Речи Посполитой и Рос­сии в Смутное время лежали не этнические, а политические причины.

Итоги Смуты предопределили главные направления последующей внешней и внут­ренней политики правительства Михаила Федоровича. В 20-е гг. XVII в. Россия окон­чательно закрепилась на Польской украйне. Возобновилась сторожевая и станичная служба. Продолжался процесс заселения зе­мель, увеличения численности служилых людей в польских городах. Отношения меж­ду Россией и Речью Посполитой продолжали оставаться сложными, неурегулированными, т. к. между двумя странами не был заключен мир. С 1618 г. действовало перемирие на 14,5 лет. Речь Посполитая не только захвати­ли западные российские земли со Смолен­ском, но и продолжала игнорировать Михаи­ла Федоровича Романова как законного рос­сийского царя, требуя, согласно условиям договора Владислава с боярами, признания прав польского королевича на московский престол. В пограничных районах сохраня­лась напряженность. Тем не менее, крупных военных столкновений на межгосударствен­ном уровне не было, за исключением перио­да Смоленской войны 1632-1634 гг.

Безусловно, столкновения дестабилизи­ровали обстановку на границе, мешали укре­плению России в данном регионе. Но еще больше тревожило российские власти про­должавшееся расселение украинцев на этой территории без принесения ими присяги. Не случайно вопрос о ситуации на границе был вынесен на обсуждение Земского собора, ко­торый должен был решить вопрос о разрыве перемирия и начале войны с Речью Посполи- той [27, с. 228]. Ослабленному государству было трудно противостоять украинской ко­лонизации. Из всей территории Северской и Польской украйны наибольшая активность черкасской колонизации была в Путивльском уезде. Объясняется это его близостью к уже освоенной украинцами территории Речи По- сполитой и относительной защищенностью от татарских набегов. Так как русское насе­ление в указанном районе было довольно многочисленным, то и столкновения здесь происходили чаще. Показателен следующий эпизод. В 1626 г. более тысячи черкас из Лу- бен, из Синеча, из Лохвицы и из Прилук, ис­ключенных ранее из реестра, во главе с пол­ковником Пырским и Яцком Засульским двинулись на российскую территорию, на р. Псел, на Новое Городище для поселения. Кроме того, туда же направились «выписчи- ки»^[4] из других украинских городков. Черка­сы учли опыт предшествующих столкнове­ний с российскими войсками, которые вы­дворяли незаконных переселенцев за преде­лы России. Они решили закрепиться и ока­зать сопротивление, утвердя тем самым за собой эту территорию [28, л. 2]. По всей ви­димости, оперативность, проявленная рос­сийскими властями, позволила уладить кон­фликт. Черкасам не дали поселиться на Но­вом Городище. При этом не произошло кро­вавых столкновений. Украинцы безуспешно пытались осесть на том же самом месте и в дальнейшем [29, л. 1-3]. Но, тем не менее, значительное число черкас проживало в Пу- тивльском уезде, не принимая российского подданства. Противостоять этому процессу пытались военными и дипломатическими средствами. Командирам российских воен­ных отрядов приказывалось поселения жечь дотла, а их жителей выдворять за рубеж [16, № 42, л. 112]. Для высылки «литовских лю­дей» из Путивльского уезда и уничтожения их поселений в 1627 г. направлялось пятьсот конных и сто пеших стрельцов, усиленных 280 служилыми людьми из разных городов [16, № 20, л. 39]. Как свидетельствуют доне­сения воевод, украинскую колонизацию зе­мель, прилегающих к Путивлю, не удавалось полностью контролировать и в 30-е гг. XVII в.

Приведенные факты убедительно гово­рят о напряженности, связанной со столкно­вением российского и украинского колони­зационных потоков в зоне юного фронтира. Во многом конфликты провоцировались осо­бенностями, присущими порубежью. Отсут­ствие четкой границы создавало ситуацию, когда конкретную местность считали своей и Российское царство, и Речь Посполитая. В результате больше всего страдало население сопредельных территорий.

В это время российская колонизация По­ля приобретает государственный характер. Теперь в ней в равной мере стали сочетаться элементы правительственной и народной ко­лонизации. Заселение окраин со стороны России становится более интенсивным, что во многом объясняет рост числа конфликтов на порубежье. При этом инициаторами кон­фликтов, нападающей стороной являлись как украинцы, так и россияне. Можно говорить о том, что упомянутые нападения происходили и на российской, и на польской территории, при всей условности данных категорий при­менительно к зоне фронтира. В рассматри­ваемый период возобновился прием черкас на службу. В это же время начала практико­ваться ссылка провинившихся служилых чер­кас в Сибирь, где их верстали в службу на­равне с другими российскими подданными.

В годы Смоленской войны 1632-1634 гг. южная окраина России стала ареной боевых действий. Укрепление Российского государ­ства к 30-м гг. XVII в. позволяло, по мысли правительства, начать борьбу с Речью По- сполитой за возвращение Смоленска. В Мо­скве рассудили, что международная обста­новка благоприятствует решению указанной задачи. Расчет исходил из того, что Речь По- сполитая скована борьбой с Османской им­перией и Крымом. В то же время главные европейские державы были втянуты в Три­дцатилетнюю войну и не могли активно вмешиваться в дела Восточной Европы. Кроме того, наметился военный союз Рос­сийского царства и Швеции. Вероятно, Рос­сия рассчитывала на поражение Польши на западном фронте, от Швеции. Смоленская война должна была отвлечь польские силы на восток [30]. В итоге Речь Посполитая должна была принять выгодные для России условия мира. Тем не менее, в августе 1632 г. Российское царство начало войну с Польшей, так и не заручившись поддержкой Швеции и Турции. Смоленская война 1632-1634 гг. бы­ла ярким проявлением борьбы России и Речи Посполитой за гегемонию в Восточной Ев­ропе. Основные сражения развернулись под Смоленском, но события, происходившие на южном российском порубежье - Поле, ока­зали определенное влияние на результаты всей кампании в целом.

Боевые действия с войсками Речи По- сполитой, состоявшими в значительной мере из черкас, развернулись на южной окраине России в 1633 г. Сначала были атакованы Путивль и Рыльск. В это же время черкасы штурмовали уже занятый русскими войсками

Новгород-Северский. Черкасам под коман­дованием Якова Острянина весной того же года удалось захватить и разорить г. Валуй- ку. После этого отряд Острянина предпринял попытку захватить Белгород. После того как приступ был отбит, отряд Острянина отошел на территорию Польского королевства [7, № 538, с. 517]. При этом черкасы прошли мимо Путивля и разграбили Комарицкую волость [31, с. 48]. В августе, 26 числа, чер­касы под командованием полковников Пыр- ского, Ловерка, Острянина и урядника Сено- жатского атаковали Курск [16, № 53, л. 28].

В следующем году боевые действия польской армии на южной окраине России с участием черкас продолжались. В начале 1634 г. поляки и черкасы предпринимали безуспешные попытки захвата Курска [32, л. 514]. С 1 по 7 марта 1634 г. другой русский город, Севск, также подвергся серьезному приступу. С 4 по 16 апреля 1634 г. двенадца­титысячный отряд гетмана Ильяша Черного, полковников Данилы Данилова и Яцко Ост­рянина безуспешно пытался овладеть Кур­ском [7, № 663, с. 616]. Полтавские черкасы вновь появились под Белгородом в 20-х чис­лах марта 1634 г. В отсутствие Я. Острянина ими командовали полковники Филипп и Се­мен [32, № 101, л. 343, 361]. В дальнейшем Острянин вернулся в Полтаву и направил письма в Переяславль и другие «литовские порубежные городки» с предложением всем полковникам и урядникам сходиться к нему в Полтаву, а оттуда немедленно идти под Белгород [32, № 101, л. 499-501]. В дальней­шем эти данные подтвердились. Местный воевода встревожился, ибо гарнизон был сильно ослаблен - много людей было убито и умерло от ран за предшествующий воен­ный период. В отписке, направленной в Мо­скву, стольник Волынский сообщал, что большой острог нуждается в ремонте и серь­езного приступа не выдержит [32, № 101, л. 525]. Так и случилось. Черкасы под коман­дованием Я. Острянина, вновь, но теперь уже внезапно, появились под стенами Белгорода. Помимо Острянина черкасами командовали полковник Пырской и лубенский полковник Ловерко. Сбор отряда происходил в Лубнах. Его численность достигла семи тысяч чело­век. Из Лубен черкасы шли Бокаевым шля­хом. Переправившись через Северский До­нец возле устья Везелицы, они начали штурм крепости в 4 часа утра 8 июня 1634 г. К 5 ча­сам вечера большой острог был захвачен и сожжен. До 12 июня продолжались приступы к детинцу, но гарнизон сумел отбиться [32, № 101, л. 629-630]. Потеряв надежду на дальнейшее развитие первоначального успе­ха, черкасы ушли с полоном в пределы Речи Посполитой [7, № 680, с. 625].

Естественно, российская администрация предпринимала ответные шаги. На местах, по мере возможности, организовывался от­пор, продолжалась станичная и сторожевая служба. На украйну из Москвы посылались дополнительные вооруженные силы. Ход боевых действий на Поле во время Смолен­ской войны 1632-1634 гг. подталкивал рос­сийское правительство к принятию мер для укрепления обороны в данном регионе. Была осознана невозможность проведения актив­ной политики на Западе без усиления своего положения на Юге. В целом довоенные по­зиции Российского царства в Днепро-Дон- ской лесостепи были восстановлены доволь­но быстро.

Итак, в 1632-1634 гг. российско-украин­ское порубежье стало ареной широкомас­штабных боевых действий. Активное участие в них принимали черкасы, составлявшие часть армии Речи Посполитой. В отличие от татар, они довольно успешно штурмовали российские крепости, чем оказали значи­тельное влияние на ход всей кампании в це­лом. Приведенные факты показывают, что во время войны этнокультурная близость насе­ления приграничной территории практически не проявлялась. Принадлежность украинцев к православной церкви, в обстановке войны 1632-1634 гг., не удержала последних от участия в боевых действиях на стороне като­лической Речи Посполитой. На первое место выдвинулся политический фактор: антаго­низм государств, на территории которых проживали русские и украинцы. Ожесточен­ные боевые действия серьезно деформирова­ли их взаимоотношения. Механизмы, обес­печивавшие сосуществование населения рос­сийско-украинского порубежья, наметившее­ся в 20-е гг. XVII в., в 1632-1634 гг. переста­ли функционировать.

Поляновский мирный договор, заклю­ченный Россией с Речью Посполитой, привел к отказу Владислава IV от претензий на рос­сийский престол. Довоенное положение на границе между двумя странами осталось не­изменным. Осознавая неизбежное прибли­жение конца Тридцатилетней войны, Речь Посполитая стремилась сохранить стабиль­ные отношения с восточным соседом. Более того, в 40-е гг. XVII в. в Восточной Европе вновь возникли планы антитурецкой войны. В это же время начинается обострение бал­тийского вопроса. Русские политики попы­тались методами дипломатического давления добиться от шведского правительства измене­ния условий Столбовского договора 1617 г. В таких условиях варшавский двор рассчиты­вал, что совместная борьба с Крымским хан­ством и Османской империей помогут обес­печить статус-кво в отношениях с Россией. В итоге, укрепится положение не только на юге Речи Посполитой, но и сохранится сложив­шаяся ситуация на границах с Российским царством.

В рассматриваемое время перед Россией стояло несколько важнейших внешнеполи­тических задач. В их числе возвращение по­терянных земель в Прибалтике и на границе с Речью Посполитой, а также борьба с Кры­мом. Первоочередное решение той или иной задачи (одновременно их решить было не­возможно) зависело от конкретной междуна­родной обстановки, от положения внутри страны и на ее рубежах. После заключения мира с Речью Посполитой, в 1634 г., на рос­сийско-украинском порубежье начался про­цесс ликвидации последствий боевых дейст­вий. Как и до войны, обстановка в регионе продолжала оставаться тревожной. С весны 1635 г. в довоенном масштабе возобновилась сторожевая и станичная служба [16, № 54, л. 479; № 74, л. 284, 289].

После Смоленской войны активизирова­лась народная украинская колонизация Поля. Причины данного явления, в первую оче­редь, следует искать в действиях властей Ре­чи Посполитой. Правительство Владисла­ва IV попыталось сократить численность ка­зачества на своей территории. Количество последних заметно увеличилось во время Смоленской войны, когда варшавский двор использовал их для рейдов на территорию Российского царства. Поскольку казаки сыг­рали довольно значительную роль в боевых действиях, они стали претендовать на полу­чение особого сословного статуса. Против­ная сторона не хотела признавать такое же­лание законным. После заключения мира с восточным соседом польское правительство, местные власти и шляхта стремились как можно больше украинских казаков превра­тить в крестьян и мещан - людей, подчинен­ных либо государству, либо отдельным фео­далам. Конфликт между основной массой населения украинских земель Речи Посполи- той и государством не исчерпывался только социальным противостоянием. Острое недо­вольство вызывали попытки силой распро­странить на православных власть униатской церкви [24, с. 36-43]. Эти два конфликта, со­циальный и религиозный, спровоцировали не только ряд казацких восстаний в Речи По- сполитой, но и стимулировали отток населе­ния за ее пределы. Основная масса украинцев направлялась в южные уезды Российского царства. Часть поселенцев хотела жить на российской территории, не принимая рос­сийского подданства. В царской грамоте, на­правленной 4 ноября 1643 г. в Корочу, вое­воде предлагалось черкас, приходящих в ко- рочанские угодья для хозяйственной дея­тельности, высылать (в отличие от «воров­ских», которых ловили) [33, с. 7]. В одновре­менном указе чугуевскому воеводе Денису Федоровичу Ушакову было предписано строго следить за тем, чтобы зарубежные черкасы не оседали на российской террито­рии и не осваивали угодья в его уезде. Вме­сте с тем силу по отношению к ним приме­нять запрещалось. Незаконных мигрантов следовало выдворять исключительно мир­ными средствами, а также использовать ди­пломатические меры [16, № 181, л. 179-181].

В 1646 г. из Белгорода для осмотра рос­сийской приграничной территории был на­правлен Степан Сухотин. 30 октября он со­ставил «Роспись литовских пасек в Вольнов- ском уезде и под Хотмыжском...» [16, № 256, л. 119-124]. С. Сухотин произвел достаточно масштабное обследование («сыск»). Отчет, составленный им, говорит о наличии на «го­сударевых землях» (между городами Воль­ным, Хотмыжском, Белгородом и Чугуевым) более чем трехсот черкасских пасек [16, № 242, л. 69-70]. Судя по отписке белгород­ского воеводы, составленной на основании опроса жителей Вольного, в следующем году положение не изменилось. Число незаконных пасек не сократилось. В ответ на отписку воевода получил предписание: бортников изгнать «без бою и без задору» [34, с. 127]. Подобные указания были направлены воево­дам других приграничных городов.

В условиях постоянного перемещения украинского населения по Северской и Польской украйне и продвижения русской колонизации вглубь Поля особую остроту приобретал вопрос установления границ Рос­сии и Речи Посполитой. Первые сведения о посылке на рубеж межевых судей и о попыт­ке уточнения границ содержатся в Бельском летописце под 1603 г. [35, с. 240]. В условиях Смутного времени Российское царство не смогло отстоять свои интересы. В дальней­шем положение изменилось. В наиболее за­селенных пограничных районах размежева­ние территории началось после подписания Деулинского перемирия. Так, в 1619-1622 гг. была установлена российско-польская гра­ница в Комарицкой волости [36, S. 8-9]. Даже после Смоленской войны вытеснить Россию с Поля Речь Посполитая не сумела. Летом 1634 г. было проведено размежевание тех земель между Путивлем, Новгородом- Северским, Трубчевском, Стародубом, По- чепом и Черниговом, по государственной принадлежности которых не возникало раз­ногласий. Межевые комиссары решили съе­хаться к 1 июня следующего года для реше­ния вопроса о спорных территориях [23, ч. 3, с. 70]. Определить границу между Новгород - Северским поветом Речи Посполитой и Рыльским уездом Российского царства смог­ли только до р. Сейм. Около 420 км границы, пролегавшей южнее, остались не демаркиро­ванными, т. к. возникли неразрешимые спо­ры [36, S. 18-20]. Процесс размежевания вы­лился в длительный территориальный спор между Россией и Речью Посполитой. Сторо­ны использовали любые средства для дости­жения выгодных им результатов.

В 1638 г., после продолжительных спо­ров, была проведена русско-польская грани­ца между Северскими и Полтавскими земля­ми. По ее линии были установлены межевые знаки: выкопаны разделительные рвы, по­ставлены кресты, сделаны затеси на деревь­ях. Иногда на деревьях высекали буквы: «W» (Владислав. - А. П.) - с польской стороны и «ЦМ» (царь Михаил. - А. П.) - с русской [37, с. 574-575]. А вот размежевание в районе Новгород-Северский - Чернигов - Черкасы (Речь Посполитая) и Брянск - Путивль (Рос­сийское царство) в 1644 г. прекратилось из-за невозможности разрешить земельные споры [36, S. 40; 38].

Длительные дискуссии о месте пролега­ния границы являлись отражением много­летней борьбы двух государств за гегемонию в рассматриваемом регионе. Однако, несмот­ря на изменение международной обстановки, которое подталкивало Россию и Речь Поспо- литую к сближению, в течение последующе­го десятилетия вопрос о границах продолжал оставаться нерешенным. Так, только в 1647 г. была определена граница Путивльского уез­да с черниговскими и черкаскими землями, относившимися к Королевству Польскому [39, с. 1; 40, л. 2-14]. При этом Недрыгайлов был уступлен России, за что И. Вишневецкий получил большую территориальную компен­сацию в бассейне р. Хорол. Граница прошла по Ворскле. Во владения Российского царст­ва попали г. Олешня и городище Ахтырка. Южнее граница четко не маркировалась. Она оканчивалась на линии Муравского шляха. Далее простирались степи, на которые предъявляли свои права Россия, Речь Поспо- литая и Крымское ханство [36, S. 41-79].

Не трудно заметить стремление Речи Посполитой сохранить выгодно сложившие­ся для нее границы. Однако Россия не отка­зывалась от претензий на некоторые земли, находившиеся под властью Польского коро­левства. Выдвижение варшавским двором предложения о размежевании логично свя­зать с началом работ по строительству Бел­городской черты. Видимо, польское прави­тельство осознало, что создание Российским царством сети мощных укреплений значи­тельно усилит его позиции в регионе, что может поставить под угрозу территориаль­ные приобретения, произведенные Речью Посполитой в предшествующее время. Надо полагать, необходимость решения вопроса о границе понимали обе стороны, но посту­паться своими интересами для урегулирова­ния проблемы никто не хотел. Положение, когда часть пограничных земель являлась предметом спора между двумя государства­ми, сказывалось на положении жителей этих территорий. Обе стороны были заинтересо­ваны в заселении их своими подданными, чтобы обеспечить свой суверенитет над ок­раинными землями.

В целом, можно констатировать: в рас­сматриваемое время для российско-украин­ского порубежья характерны вооруженные столкновения и военные конфликты, порож­денные пересечением российского и украин­ского потоков колонизации Поля. По окон­чании Смоленской войны 1632-1634 гг. Рос­сийское государство развернуло строитель­ство Белгородской черты, что обусловило окончательное закрепление его в данном ре­гионе, позволило не только эффективно бо­роться с вторжениями татар, но и усилить контроль над народной украинской колониза­цией. В этот же период произошло сближение между Россией и Речью Посполитой, в основу которого лег договор о совместной борьбе с татарами и другими общими врагами. Стаби­лизации взаимоотношений двух держав спо­собствовал процесс демаркации границ, про­текавший медленно, но, тем не менее, прино­сивший определенные результаты.

Активизация миграции украинцев в юж­ные уезды России в конце 30-х гг. XVII в. объясняется не только внутриполитической обстановкой в Речи Посполитой, но и нача­лом возведения Белгородской черты, потре­бовавшим увеличения численности военно­служилого сословия на границе России. Ре­зультаты увеличения числа переселенцев от­ражены в царской грамоте, направленной в Путивль, Брянск, Севск, Рыльск, Серпейск, Мосальск, Мещевск, Курск, Белгород, Ва- луйку, Оскол и Усерд. В ней было велено отказывать перебежчикам из Речи Посполи- той (особенно не имеющим имущества и се­мей), заявляя, что «...без службы их в Мос­ковское государство принимать не для чего» [7, с. 110-111]. Более того, в 1636 г. воеводы российских приграничных крепостей полу­чили указание не принимать на службу большие группы переселенцев из Речи По- сполитой. Такое решение было вызвано не­обходимостью сохранения мирных отноше­ний с Польшей, обострять которые, после проигранной Смоленской войны, было для Российского царства опасно. Воеводы могли разрешать селиться на подведомственной им территории только небольшим группам чер­кас с имуществом и семьями. Строжайше запрещалось предпринимать какие-либо ме­ры для переманивания украинцев из-за ру­бежа [41, л. 31, 465-467].

Часто, перед тем как перейти на службу к российскому государю, украинцы стреми­лись завязать переговоры с воеводами погра­ничных городов [42, с. 166]. В условиях на­стойчивых требований Речи Посполитой вернуть назад своих подданных, вполне есте­ственно желание черкас предварительно вы­яснить, примут ли их на службу и не выдадут ли обратно. Забегая вперед, можно отметить, что компактное поселение украинцев в Рос­сии стало традиционным.

Те черкасы, которые были поселены на Поле, получали землю и наравне с русскими людьми начинали нести службу. Привыкшим к вольной жизни черкасам было трудно безо­говорочно подчиняться требованиям русских властей.

Один из городов Белгородской черты, а именно Короча, благодаря ряду обстоя­тельств, в значительной степени был заселен черкасами. Дело в том, что начало строи­тельства укреплений Белгородской черты на Изюмской сакме (Короченский и Яблонов- ский участки) весной 1637 г. совпало с заня­тием Азова донскими казаками. Кроме того, властями учитывался опыт заселения Козло­ва в 1635 г. Тогда много зависимых крестьян сумело записаться в казаки и стрельцы, что вызвало резкое недовольство помещиков. Теперь правительство требовало верстать в службу только лично свободных людей. В результате, значительную часть корочанско- го гарнизона составили украинские пересе­ленцы. На 1 марта 1639 г. в Короче служили: 19 детей боярских, 213 конных черкас, 155 конных казаков, 14 стрельцов и 17 пушкарей [43, л. 392]. В феврале 1641 г. число черкас в Короче достигало уже 500 человек [44, с. 319], а в декабре в Короче получили жалованье 367 черкас [45, л. 1-21].

За счет привлечения черкас удалось ре­шить проблему комплектования гарнизона нового города служилыми людьми, но воз­никли непредвиденные сложности, связан­ные с ненадежностью черкас. Близость тер­ритории Речи Посполитой давала переселен­цам возможность вернуться на прежнее ме­сто жительства в случае возникновения тре­ний с российской администрацией [16, № 140, л. 30-33; № 154, л. 39-40; 33, с. 189; 41, № 256, л. 79-88; 45, л. 55, 182-190; 46].

В научной литературе бытует представ­ление о том, что в российских порубежных городах (Чугуеве, Валуйке, Осколе, Белгоро­де, Короче, Курске, Воронеже, Ливнах, Пу- тивле и др.) в 30-40-е гг. XVII в. проживала значительная масса украинских переселенцев [22, с. 70]. Данных о численности служилых черкас в российских городах не так уж мно­го. Несмотря на их фрагментарность, уточ­нить вышеизложенное утверждение можно. К осени 1636 г. в Белгороде служило 37 чер­кас. Показательна грамота, направленная из Разрядного приказа воеводе А. Тургеневу 28 февраля 1636 г. В ней ограничивается численность украинских переселенцев в Бел­городе шестью десятками человек. Лишних следовало отправлять в Оскол и Ливны [41, л. 116-120]. А летом этого же года, как сле­дует из отписки оскольского воеводы К. Пу­щина, в этом городе было 35 черкас. 25 из них были присланы из Москвы, а 10 из Бел­города. Всем им было выделено по 100 чет­вертей земли и по 5 руб. денежного жалова­нья. Несмотря на полученное жалованье, «иноземцы» вели себя беспокойно [41, л. 354­355].

Разрядная книга 1637-1638 гг. сообщает следующие сведения: в Ливнах было 57 вы- езжих черкас (для сравнения: по этому горо­ду служило 882 сына боярских), в Белгороде числилось переезжих черкас 102 человека, в Курске - 31 конный и 257 пеших черкас с пищалями, а в Михайлове было 82 конных черкашенина. В то же время в Осколе, Ва- луйке, Ряжске, Данкове, Ельце, Лебедяни, Воронеже, Севске, Рыльске, Путивле и Яб- лонове черкасы в числе служилых людей не значатся [47, с. 95-111]. Несколько иные данные содержатся в росписи выдачи жало­ванья станичникам за 1638 г. [16, № 74, л. 320-324]. В Белгороде - 60 черкас и 400 станичников, на Осколе - 33 черкашенина и 400 станичников, в Валуйке - 144 станични­ка, а черкас не значится. Судя по челобит­ной, в 1638 г. в Хотмыжске было поверстано на службу десять черкас [16, № 132, л. 75]. А в 1641 г. их было 23 человека, и двое уже числились в бегах [16, № 151, л. 281]. В этом же году Разрядный приказ принял решение о переводе черкас из Хотмыжска. Первона­чально их планировали разместить в Ново- сили, но затем направили в Карпов. Воеводе запретили принимать украинских перебеж­чиков на постоянное жительство и службу, поскольку Хотмыжск располагался слишком близко к польской границе [16, № 139, л. 193-194]. Такое решение, думается, следу­ет связать с изменой чугуевцев, произошед­шей в этом году (о чем будет сказано ниже). В 1639 г. в Белгороде получили жалованье 247 черкас. В это число входят выходцы с Украины и члены их семей, прибывавшие в этот город, а затем рассылавшиеся в другие населенные пункты. В этом году в Черни числилось 15 черкас, в Кромах - 42, на Ва- луйке - 113 человек. В Короче числилось 391 человек, в Усерде - 180 черкас, в Ливнах - 59, на Осколе служило 29 переселенцев из Украины, в Валуйке - 87, а в Курске - 300 черкас [16, № 138, л. 130-139; 45, № 283, л. 8- 9об.]. И.Н. Миклашевский приводит не­сколько иные данные за этот год: Курск - 300 человек, Чернь - 130 семей, Кромы - 49 рядовых, сотник и атаман. Кроме того, в 1639 г. в Белгороде было поселено 57 черкас и около полутора сотен переселенцев из Ук­раины были устроены в с. Костенках Воро­нежского уезда [34, с. 167-168].

К сентябрю 1640 г. в Воронеже служило 166 черкас, в т. ч. два атамана и два есаула [48, с. 181]. В Яблонове (соседнем с Корочей, о которой подробно говорилось выше) в 1641 г. числилось 577 человек. Из них: сотников - 5, детей боярских - 24, казаков и сведенцев - 408 человек, стрельцов - 118, пушкарей - 20, кузнецов - 2. Кроме того, к городу был при­писан 31 казак из Голубинской слободы, и в нем несли службу 414 человек из других го­родов: сто детей боярских из Рыльска, 184 донских и яицких казака, 130 конных горо­довых казаков из Михайлова, Опошни, Беле- ва, Гремячева, Печерников и Карачева [16, № 144, л. 12-14]. Другими словами, среди более тысячи человек, несших службу в Яб­лонове, построенном в 1638 г., т. е. практи­чески одновременно с Корочей, и находив­шимся совсем рядом с ней, черкас не было. Значит, состав корочанского гарнизона сле­дует рассматривать как исключение из обще­го правила формирования населения крепо­стей юга России.

В 1641 г. в Валуйке получили жалованье 92 служилых черкашенина [45, № 98, л. 44- 51об.]. Судя по спискам раздачи денежного жалованья, в 1643 г. в Белгороде служило всего 50 черкас, а в Валуйке - 96 [41, № 257, л. 9-14]. В Козлове в этом году находилось 72 украинских казака [45, № 186, л. 2-46].

И.Н. Миклашевский проанализировал чис­ленность жителей ряда горов Белгородской черты, построенных в 30-х - начале 40-х гг. XVII в. [34, с. 141] (табл. 1).

В 1645 г. в Белгороде численность чер­кас оставалась прежней - 50 человек. При этом их было запрещено посылать на сторо­жи. Им не доверяли этой службы, поскольку сторожи располагались недалеко от границы с Речью Посполитой [41, л. 195-196]. В горо­де Ольшанске в 1645 г. 17 черкасам было ве­лено служить в детях боярских [49, с. 1610]. За 1645 г. удалось выявить следующие дан­ные о численности служилых черкас в рос­сийских украинных городах: Оскол - 31 че­ловек, Короча - 408, Ливны - 65, Орел - 37; Кромы - 46; Усерд - 166, Белгород - 66, Ва- луйка - 70, Козлов - 52 человека. В 1647 г. в Ливнах было 64 черкашенина, а на Осколе - 70, в Белгороде - 64 [16, № 231, л. 1-7, 82, 97, 162]. По другим документам, в 1645 г. в Ва- луйке получили жалованье 65 черкас, а в Усерде - 153 [16, № 15, л. 1-24]. Достаточно близкое совпадение численности черкас в разных источниках свидетельствует в пользу достоверности приведенных выше данных.

12 апреля 1648 г. состоялся приговор Бо­ярской думы о сооружении российской кре­пости на р. Тор, возле соляных варниц. Для постройки города планировалось выделить служилых людей из большинства российских полевых городов. В этой связи была состав­лена роспись гарнизонов этих крепостей [16, № 255, л. 29-37]. Анализ ее данных, сведен­ных в табл. 2, в совокупности со сведениями табл. 1 дает основание для заключения о зна­чительности украинского населения в этих городах.

В 1651 г. широкомасштабные работы по постройке вала Белгородской черты прово­дились силами жителей Царева-Алексеева. В связи с чем был составлен список служилых людей этого города. В нем значилось: дворян 168 человек, станичников (голов, атаманов, вожей и ездоков) - 48, драгун - 281, беломе­стных казаков - 64, полковых казаков - 412, стрельцов - 219, пушкарей и воротников - 56, а черкас - 103 человека [16, № 26, л. 10­55]. Следовательно, в этом случае, черкасы составляли 8,3 % от общей численности слу­жилых людей данного города, что соответст­вует общей тенденции.

Численность различных категорий «жилецких людей» в городах Белгородской черты в 1643 г.

Таблица 1

Соотношение черкас и других категорий служилых людей в гарнизонах российских крепостей по росписи 1648 г.

Таблица 2

Таким образом, анализ численности служилых черкас и соотношения последней с количеством других категорий служилых людей в гарнизонах крепостей южной ок­раины России не позволяют утверждать, что в середине XVII столетия черкасы составля­ли очень значительную часть военно-слу­жилого населения данного региона. А в это время именно эта категория населения доми­нировала в рассматриваемой местности. Ис­ключение составляют отдельные населенные пункты, такие как Короча или Острогожск. В последнем городе в мае 1653 г. служило 989 черкас [16, № 31, л. 1-118об.]. Тем не менее, активизация переселения черкас в Россию в 30-40-е гг. XVII в., поступление их на служ­бу заложили базу для формирования особой категории военно-служилого населения юга

России - служилых черкас. В подавляющем большинстве случаев выходцы из Украины не смешивались с населением приграничных российских крепостей. Как правило, они об­разовывали отдельную служилую корпора­цию. По обязанностям и жалованью служи­лые черкасы занимали промежуточное поло­жение между детьми боярскими и городовы­ми казаками.

В целом, в рассматриваемое время чер­касы продолжали оставаться еще не очень надежной частью военно-служилого населе­ния Польской и Северской украйны. Однако нужно заметить, что в 30-40-е гг. XVII в. прием черкас на российскую службу не пре­кращался, более того, в это время на россий­ской территории появляются черкасские по­селения с довольно внушительным количе­ством жителей: Чугуев, с. Костенки в Воро­нежском уезде и Черкасская слобода в Кур­ском уезде. Так, 12 июня 1638 г. в Белгород пришел отряд Якова Острянина. Несмотря на разорение отрядом Острянина Белгорода и Валуйки во время Смоленской войны, черка­сы были приняты на службу и поселены в Чугуеве. Переселенцы были приведены к присяге. После «крестного целованья» они стали российскими подданными. Черкасы сохранили правильную полковую организа­цию, несколько трансформированную в рос­сийских условиях. Гетманский титул Остря­нина закреплял это казацкое устройство на будущее. Вместе с тем, помимо власти гет­мана, на чугуевских черкас распространялась также власть российского воеводы, с кото­рым в Чугуев были присланы русские слу­жилые люди. Численность последних была в пять раз меньше, чем численность черкас. Для обустройства на новом месте переселен­цам выдали хлебное и денежное жалованье, превышавшее по своим размерам аналогич­ное содержание русских служилых людей. Совместными усилиями русских и украинцев была построена Чугуевская крепость.

Уверенность столичной и местной адми­нистрации в надежности Якова Острянина и его людей способствовала тому, что россий­ские должностные лица относились к ним так же, как к другим служилым людям, а вот черкасы не всегда реагировали на действия воевод так, как остальные жители России. Кроме того, черкасы, сменив подданство, не могли сразу осознать свое новое положение и иногда продолжали вести себя как само­вольные запорожцы, а не как русские служи­лые люди.

В это время происходит изменение по­литики польской администрации в отноше­нии своих подданных, переселившихся в Российское государство. Теперь их начали переманивать обратно и создавать условия для возвращения. Не сделали исключения даже по отношению к Острянину и его каза­кам, так много навредившим полякам во время восстания 1637-1638 гг. Острянин со­хранил верность России вплоть до последних минут своей жизни. Дело закончилось тем, что 26 апреля 1641 г. чугуевские черкасы взбунтовались, убили Я. Острянина и под командованием его сына ушли на террито­рию Речи Посполитой. Здесь бывшие жители

Чугуева были поселены в Полтаве, Миргоро­де, Гадече, Зенкове, Ромнах и Сорочине, им были установлены льготы на 20 лет, а также было запрещено называть их изменниками [16, № 118, л. 428]. После прихода чугуевцев в Речь Посполитую, здесь ожидали начала войны со стороны Москвы. Стали даже ук­реплять остроги и углублять рвы крепостей, расположенных вдоль границы с Россией [29, № 124, л. 273-274]. Тем не менее, укра­инцев, которые убежали из Российского го­сударства, приняли и давали понять, что та­кая политика будет продолжена.

Разрядный приказ предпринял ряд мер для успокоения служилых черкас, оставав­шихся в России после измены чугуевцев. Так, 14 мая направили грамоту в Воронеж, объявляя царскую милость воронежским черкасам и гарантируя, что измена чугуевцев никак не скажется на отношении к остав­шимся верным черкасам [50, с. 100-103]. По­добную грамоту получил курский воевода, строго выполнивший все содержавшиеся в ней предписания [16, № 118, л. 656-660]. Точно такая же грамота была направлена в Валуйку. Воевода зачитал ее черкасам, кото­рые в ответ заверили его в своей преданно­сти и сообщили, что ничего не знают о пись­мах и людях, призывающих бежать за рубеж [16, № 140, л. 197-205].

Уход значительного числа черкас - слу­чай не единичный. Аналогично чугуевским, в 1638 г. были определены для проживания черкасы в Курском уезде. Всего тогда вышло из Речи Посполитой 865 человек. Из них мужчин, поверстанных в службу - 277, жен­щин - 232 и 356 детей [16, № 138, л. 133­134]. В Черкасской слободе было велено быть «сыну боярскому доброму». Главная его задача - защита черкас от возможных обид и притеснений. Он же должен был на­блюдать за поведением самих переселенцев. Курскому воеводе И.В. Бутурлину предпи­сывалось строго следить за тем, чтобы никто из жителей Курска и его округи не обижал черкас, не отнимал у них имущество. Вместе с тем он должен был пресекать любые нару­шения со стороны переселенцев [1 6, № 99, л. 81-85]. Причиной ухода курских черкас «в Литву» стала информация, распространенная вернувшимся из Москвы черкасским сотни­ком Иваном Холоденко, который утверждал, что всех курских черкас собираются побить на Успеньев день (15 августа), и соответст­вующий указ из столицы уже послан [16, № 154, л. 83]. И. Холоденко был отправлен в столицу с челобитной от черкас и, будучи в Москве, часто слышал, как русские служи­лые люди жалуются на то, что им за не­сколько лет не выплачено жалованье, в то время как «иноземцам-черкасам» оно выдает­ся регулярно. Речам И. Холоденко придавало убедительности то обстоятельство, что, после измены чугуевцев, воевода изъял у курских черкас казенные пищали. 8 июня 1641 г. в Курск пришло распоряжение о возвращении оружия. В отписке от 4 июля 1641 г. Г. Об­разцов доносил, что приказал отдать черка­сам пищали [16, № 140, л. 326-327]. После­дующие события позволяют предположить, что его указание не было выполнено свое­временно, либо воевода недостаточно опера­тивно его отдал.

В 1641 г., 13 августа, черкасы покинули службу и направились в сторону Речи По- сполитой. Возглавил мятеж Лукьян Вдови­ченко. Изменили не все, часть («лучшие лю­ди») остались. Воевода поднял всех служи­лых людей Курска и бросил их в погоню. Немедленно были поставлены в известность воеводы близлежащих российских крепостей [16, № 140, л. 82]. Беглецов настигли и раз­громили 16 августа на Бокаевом шляхе, в 20 верстах от Хотмыжска.

В то же время черкасы, сохранившие верность государю, продолжали жить и не­сти службу на прежнем месте, правда, к ним стали относиться более настороженно. В свою очередь, последние всячески старались дока­зать свою преданность [16, № 154, л. 251].

Ситуация, схожая с описанными выше событиями, имела место в Воронежском уез­де, где в начале 1640 г. в селе Костенки было поселено 130 черкас [43, т. 2, № 164, с. 275]. Затем их численность выросла до 160 чело­век [16, № 138, л. 139]. Переселенцы стали выполнять обычную городовую службу, но прожили всего полтора года. В 1640 г. они подали челобитную с жалобой на воеводу. Как и в предыдущих случаях, реакция мос­ковской администрации челобитчиков не удовлетворила, и они «пошли в Литву». В Костенках осталось всего около десятка се­мей черкас [16, № 154, л. 198]. За три дня они прошли около 120 километров, были настиг­нуты между реками Тихой Сосной и Черной Калитвой и разгромлены.

Приведенные факты позволяют заметить отличительную особенность южного фрон- тира этого периода - широкомасштабное пе­реселение украинцев на территорию Днепро­Донской лесостепи и увеличение числа их побегов со службы. Приведенные факты свидетельствуют, что к 40-м гг. XVII в. поль­ские власти, осознав, что перемещение насе­ления с окраин Речи Посполитой на россий­ское порубежье ослабляет Польское государ­ство и усиливает Россию, активно информи­ровали черкас о том, что они в любой момент могут вернуться обратно. Перечисленные факторы привели к тому, что в 1641 г. значи­тельное число черкас, живших в Чугуеве, с. Костенках Воронежского уезда и в районе Курска, ушли «в Литву». Черкасы перед по­бегом уже обзавелись хозяйством, обрабаты­вали землю. Уход с обжитого места, сопро­вождавшийся оставлением ценного имуще­ства, был вызван серьезными опасениями за свою безопасность. На это обстоятельство не могли не обратить внимание российские вла­сти. Следствием подобных «черкасских из­мен» стала корректировка деятельности цен­тральной и местной российской администра­ции в отношении черкас. Сложившееся по­ложение привело к упорядочению службы черкас на порубежье, проведенному россий­ским правительством в 40-е гг. XVII в. Рос­сийское правительство прекратило практику компактного поселения значительного коли­чества черкас на территории, граничащей с Речью Посполитой. Правительственные ме­ры позволили предотвратить дальнейшие массовые измены служилых черкас и спо­собствовали их укоренению на российской приграничной территории. После упорядо­чения службы черкас в 40-е гг. XVII в. мос­ковский двор смог более эффективно прово­дить свою политику в регионе и, в конечном счете, использовать людские ресурсы, при­бывающие с украинских земель Речи Поспо- литой, в своих интересах.

На соотношение сил и направление внешней политики государств Восточной Европы существенно повлияла Освободи­тельная война 1648-1654 гг., развернувшаяся на Украине. Особенность международного положения в данный период заключается в том, что большинство европейских держав были истощены Тридцатилетней войной. По­этому они не могли сразу вмешаться в раз­вернувшиеся в Речи Посполитой события. Турция в это время вела затяжную изнури­тельную войну с Венецией и терпела в ней серьезные неудачи. В силу этого Османская империя не участвовала в решении европей­ских проблем. Вместе с тем заключение Вестфальского мира 1648 г. создавало по­тенциальную возможность обострения ста­рых противоречий на Востоке Европы. При таких условиях особое значение приобретала позиция России, в частности, ее взаимоот­ношения с Речью Посполитой.

В 1648-1650 гг., в период национально­освободительной войны и попытки создания собственной государственности, формирую­щийся украинский народ впервые выступает как самостоятельная политическая сила. С этого момента наблюдается четкое отделение русско-украинских отношений от русско­польских. В это же время происходит поли­тическое сближение Российского царства с Речью Посполитой. Данное обстоятельство отразилось и на состоянии российско-укра­инских порубежных отношений. В России продолжали принимать на службу черкас, одновременно стараясь вытеснить в Польшу тех, кто не желал приносить присягу. Поль­ские власти теперь стали способствовать удалению своих подданных с чужой терри­тории [43, т. 2, № 4, с. 12]. Однако с началом повстанческого движения в 1648 г. админи­страция Речи Посполитой на порубежье пе­рестала функционировать, ее место заняли казацкие полковники.

В целом, начало Освободительной войны встревожило российскую администрацию. Нужно отметить, что конфигурация границы между украинскими землями Речи Посполи- той и Россией после 1648 г. не изменилась. Только теперь с Россией граничили не поль­ские староства, а земли Черниговского, Мир­городского и Полтавского полков [51, с. 125]. Освободительная война на Украине шла вразрез с планами российского правительст­ва, направленными на закрепление сближе­ния с Польшей и избранием Алексея Михай­ловича на польский престол. Поэтому на на­чальном этапе восстания Богдана Хмельниц­кого российские власти не оказывали помо­щи черкасам. Однако с реализацией планов династической унии опоздали, польским ко­ролем стал Ян-Казимир [52, с. 108-109; 53, с. 70-77].

Польское правительство, ссылаясь на до­говор 1648 г., пыталось привлечь Россию к борьбе против восставших черкас. Предпо­сылки для этого были, т. к. Б. Хмельницкий заключил союз с крымским ханом. Союз ан­типольский, но Крым был давним противни­ком России. Против Крымского ханства был направлен договор Российского царства и Речи Посполитой, заключенный в 1648 г. При этом из Крыма доходили слухи о том, что одним из условий союза татар с запо­рожцами было обязательство Б. Хмельниц­кого выставить 10 тыс. казаков на помощь хану, если он предпримет поход на Москву [7, т. 2, № 234, с. 201]. Возможность включе­ния России в борьбу с восставшими казаками тревожила Б. Хмельницкого. Это первым от­метил еще Д.Н. Бантыш-Каменский [54, с. 218-219]. Гетман расценивал сношения русских воевод с польскими как подготовку к совместному выступлению против вос­ставших казаков. Об этом неоднократно пи­сал он сам [55, № 210, с. 222; № 218, с. 228]. Ему отвечали, что российские войска нахо­дятся на границе для отражения вторжений татар [55, № 211, с. 223; 43, т. 2, № 39, с. 74]. На самом деле, Россия не собиралась вклю­чаться в борьбу против восставших, дипло­матично отклоняя просьбы королевского двора. Варшаву заверяли лишь в том, что не будут помогать повстанцам, которые опасны не только для Речи Посполитой, но и для Российского царства [43, т. 2, № 135, с. 321]. Воеводам пограничных крепостей было ука­зано идти на помощь войскам Речи Посполи- той против татар только в том случае, если у поляков с черкасами не будет войны [41, т. 2, № 569, л. 166-169]. Такое указание свиде­тельствует о гибкости политики российского правительства, стремившегося не нарушить заключенный договор, но в то же время не оказаться втянутым в польско-украинскую междоусобицу.

Однако взвешенная и твердая политика российских властей вызывала недовольство запорожского гетмана. Стремясь получить необходимую поддержку, он шантажировал правительство Алексея Михайловича угро­зами. В апреле 1650 г. в Москву поступили известия о подготовке совместного похода гетмана Б. Хмельницкого и короля Яна-

Казимира, заключивших к этому времени мир [43, т. 2, № 148, с. 358-359; № 151, с. 362-363; № 164, с. 378-379]. Возвратив­шийся в октябре 1650 г. в Вольный из Киева черкашенин Семен Назаров подтвердил, что Б. Хмельницкий с запорожцами и татарами совершит вторжение на российские украин- ные города после начала Филиппова поста (15 ноября. - А. П.). Он же перечислял глав­ные объекты удара - Путивль и Белгород. В качестве причины называлось разорение донцами крымских улусов, в то время как татары помогали Б. Хмельницкому сражать­ся с поляками [46, № 39, л. 262-264; 43, т. 2, № 192, с. 466-467; 16, № 323, л. 640, 653-656, 680, 645-646, 616-617, 720]. Согласно цар­скому указу от 29 октября 1650 г., воеводам украинных городов следовало быть готовы­ми к совместному черкасско-татарскому вторжению, которое ожидалось на Филиппов пост [56, с. 248].

Правительство объективно оценивало поступавшие с границ России известия. Об этом свидетельствуют грамоты к воеводам приграничных крепостей [16, № 323, л. 537, 628, 663-664, 672-673, 740-744; 29, № 143, л. 55-56]. Организация обороны на пути чер­касско-татарского войска была поручена Б.А. Репнину. Осенью 1650 г. в Белгород для усиления гарнизона этой крепости были на­правлены дополнительные силы [16, № 323, л. 691]. Вести о возможном походе беспо­коили не только воевод российских крепо­стей, которые должны были принять на себя основной удар. Особенно волновались воево­ды тех городов, где проживало много черкас. Например, корочанский воевода И. Ржевский боялся «сидеть в осаде», поскольку в его крепости большинство гарнизона составляли служилые черкасы [43, т. 2, № 184, 187, с. 454; 16, № 314, л. 17].

Среди украинских казаков распростра­нялись слухи о подготовке гетманом похода, если царь не пришлет жалованье запорожцам [56, т. 1, № 49, с. 248]. Данный факт позволя­ет предположить, что Б. Хмельницкий ис­пользовал военные приготовления как сред­ство оказания давления на правительство Алексея Михайловича. Предполагая, что варшавский двор не удовлетворится невы­годными для Речи Посполитой условиями Зборовского договора 1649 г., гетман пытал­ся склонить Россию к оказанию ему дейст­венной помощи. При этом он подкреплял дипломатические заявления демонстрацией воинственных намерений.

Между тем мир, заключенный между за­порожцами и польскими властями, заставлял вернуться к оценке черкас как польских под­данных и позволял использовать дипломати­ческое воздействие на Речь Посполитую в целях прекращения нападений запорожцев на российские окраины [43, т. 2, № 184, с. 450­451]. Дипломатические заявления не принес­ли желаемого результата, поскольку поль­ское правительство не могло из-за претензий соседнего государства осложнять и так не­простые отношения с украинскими казаками.

Во время боевых действий против поля­ков, развернувшихся в ходе Освободитель­ной войны, переселение украинцев в Россию не прекратилось. Продолжалось и несанк­ционированное освоение ими порубежных земель. Ответная реакция была прежней - выселение (его стремились производить мирно) [41, № 571, л. 47-48; 43, т. 2, № 186, с. 453-454], несмотря на явную неэффектив­ность такой политики [16, № 304, л. 194-195]. Налицо широкомасштабное освоение укра­инцами русских земель в нарушение всех предыдущих договоров России и Речи По- сполитой. В тех условиях польская админи­страция власти над черкасами не имела, а попытки русских воевод сослать незаконных колонистов с захваченных земель успехом не увенчались.

Вероятно, Б. Хмельницкий проводил двойственную политику. Ему приходилось маневрировать, чтобы не испортить отноше­ния с российским правительством и сохра­нить поддержку населения собственных при­граничных земель. В конце 1649 г., в резуль­тате выселения с российской территории, пострадали хозяйственные интересы полтав­ских казаков. Отвечая на жалобы последних в январе 1650 г., гетман просил немного по­терпеть, обещая, что после того, как он раз­делается с поляками, то «очистит» для них пасеки и угодья, вплоть до реки Сейм [57, стб. 364].

В июне 1650 г. воевода Григорий Бол- шев писал о расселении значительного коли­чества черкас в Чугуевском уезде. По его словам, переселенцы построили пасеки по Донцу, Удам и Мжу, били и грабили чугуев- цев. Посланные воеводой служилые люди мирно выслать черкас за рубеж не смогли, а применить силу без государева указа не по­смели [16, № 291, л. 316]. В это время Б. Хмельницкий заключил мир с польскими властями, и в Белгород направили грамоту с указанием обо всех обидных делах и неза­конных поселениях писать к киевскому вое­воде Адаму Киселю [16, № 291, л. 318-321].

Приведенные примеры показывают, что обстановка на российско-украинском пору- бежье кардинально не изменилась с началом Освободительной войны на территории Ук­раины. Напротив, положение осложнилось, поскольку была нарушена система польского государственного управления в указанном регионе, а к черкасам российская админист­рация, учитывая постоянные порубежные конфликты и их вольное переселение, отно­силась настороженно. Особую тревогу вызы­вали сообщения о подготовке черкас к похо­ду в Россию. Такое положение, вероятно, способствовало тому, что правительство медлило с принятием решения по вопросу о прямой военной помощи Б. Хмельницкому.

Согласно исследованию Г.М. Лызлова, решение о подготовке к войне с Польшей за Украину было принято московским прави­тельством в конце 1650 г., когда в очередной раз осложнились взаимоотношения Варшавы и Москвы в результате претензий последней на Смоленск и северские города, находив­шиеся в составе Польши [52, с. 110; 53, с. 66]. Даже после принятия принципиального ре­шения об изменении курса в отношении Ук­раины, которое влекло неизбежную войну с Польшей, осторожное царское правительство не спешило разрывать мирный договор и ока­зывать прямую военную помощь Б. Хмель­ницкому. С другой стороны, когда прави­тельству Речи Посполитой стало ясно, что московский двор не будет посылать войска против восставших черкас, польские дипло­маты стали настаивать на российском походе в Крым [58, № 18, с. 47; № 20, с. 53]. В Рос­сии прекрасно понимали, что такой поход неминуемо приведет к столкновению с вос­ставшими украинцами, поскольку гетман Б. Хмельницкий находился в союзнических отношениях с крымским ханом. Поэтому правительство Алексея Михайловича весной 1651 г. выдвинуло непременное условие для осуществления совместного похода: «...чтобы его королевская милость силой или мило­стью совершенно успокоил казаков и ликви­дировал союз с язычниками (подразумевает­ся договор Б. Хмельницкого с крымским ха­ном. - А. П.)» [58, № 166, с. 425]. Таким об­разом, в очередной раз удалось, не нарушая заключенных ранее соглашений, разрушить планы по втягиванию России в невыгодную для нее войну. В то же время Б. Хмельницко­го раздражал отказ России в непосредствен­ной военной помощи. Вероятно, сказывался Белоцерковский договор, заключенный меж­ду Яном-Казимиром и Б. Хмельницким в сентябре 1651 г. Гетман осознавал необхо­димость внешней помощи. Крымское ханст­во оказалось очень ненадежным союзником. Наиболее эффективным союзником могло стать Российское царство, но его правитель­ство никак не соглашалось непосредственно включиться в боевые действия. Побудить Алексея Михайловича к принятию положи­тельного для гетмана решения могли только веские причины. В т. ч. и угроза серьезных осложнений на южных рубежах государства. В этой связи становится понятным возобнов­ление весной 1652 г. слухов о подготовке Б. Хмельницким похода на Россию [7, т. 2, № 494, с. 305; 32, № 246, л. 147-148, 267­268]. В результате, гарнизоны российских крепостей на Польской украйне были усиле­ны [32, № 246, л. 149].

В 50-е годы XVII в., как правило, прием переселенцев производился в соответствии с выработанными ранее принципами. Неболь­шие группы (от 20 до 200 человек) семейных черкас размещали в городах Белгородской черты, одиноких отсылали на Дон, а большие отряды решено было сразу отправлять в ни­зовья Волги [43, т. 3, № 44, с. 93-94; № 50, с. 100-101]. В 1651 г. по городам Белгород­ской черты, а также в Путивль, Брянск и Севск было разослано распоряжение. В нем сообщалось о некоторых изменениях в меха­низме приема черкас в российское подданст­во. Теперь группы переселенцев (численно­стью до 200 человек) в сопровождении при­ставов было велено направлять в Яблонов. Здесь воевода Б.А. Репнин должен был рас­пределять их на поселение в Коротояк, Во­ронеж или Козлов. В случае появления более значительных масс украинцев, их следовало сразу направлять в Поволжье [29, № 143, л. 440-441].

Как и раньше, имели место побеги чер­кас, расселенных ранее на южной окраине России. Однако с началом Освободительной войны усилился поток черкас, бежавших из России к себе на родину. Правительство да­же было вынуждено предпринять соответст­вующие меры. Летом 1651 г. яблоновскому воеводе Б.А. Репнину приказали послать по Белгородской черте дворян и подъячих, ве­лев им подробно переписать все «погосты, поместные и вотчинные села, деревни, по­чинки, пустоши». Переписав, передать их жителям государев указ: ловить бегущих черкас. За каждого пойманного обещалось вознаграждение, а за укрывательство или со­действие беглецу - смертная казнь. Поскольку в Валуйском, Чугуевском и Валковском уез­дах не было населенных пунктов, кроме при­городных слобод, то указ был передан город­ским воеводам [46, № 39, л. 35-41].

Продолжалось неконтролируемое прави­тельством освоение черкасами земель, при­писанных к российским уездам. Как и рань­ше, черкасы приходили, в основном, для промыслов, селясь, не принимали российско­го подданства. Как и раньше, незаконных мигрантов пытались выселять, но безрезуль­татно. Можно говорить о сохранении тре­вожной обстановки на российско-украин­ском порубежье в начале 50-х гг. XVII в. Следует отметить сокращение числа погра­ничных конфликтов, но также необходимо подчеркнуть, что, несмотря на принятое Зем­ским собором 1653 г. решение о включении Левобережной Украины в состав Российско­го царства, местные власти продолжали со­хранять настороженность по отношению к черкасам. Кроме того, украинцы, жившие на российской земле и уже служившие государ­ству, еще не полностью адаптировались к новым для себя условиям, что создавало до­полнительные сложности в российско-укра­инском взаимодействии на порубежье.

Анализ обстановки на российско-украин­ском порубежье в 1648-1653 гг. позволяет заключить, что с началом Освободительной войны в 1648 г. обстановка на границе между украинскими землями Речи Посполитой и Россией осложнилась, и до конца 1650 г. тенденция к сближению сторон не просле­живается. Принятый в Москве курс на вхож­дение Украины в состав Российского царства не изменил принципиально ситуацию в зоне непосредственного контакта населения смежных территорий. Настороженность в отношении черкас сохранялась вплоть до 1654 г. Причиной этому было ослабление контроля за черкасами в приграничном с Россией регионе, вызванное ликвидацией польской администрации на Левобережье. В сравнении с поляками, Б. Хмельницкий, в целом, был настроен по отношению к России более лояльно, но хуже контролировал си­туацию. Кроме того, союз с крымцами на­кладывал на гетмана определенные обяза­тельства. Б. Хмельницкому приходилось проявлять чудеса дипломатической изворот­ливости для сохранения необходимого ему союзника, в т. ч. и неоднократно заверять хана в готовности совместно с татарами вы­ступить против России. Кроме того, слухи о возможном черкасском нападении на Россию позволяли запорожскому гетману оказывать давление на московский двор, побуждая его к более решительным действиям. Вместе с тем, по всей видимости, Б. Хмельницкий не решился бы на подобный поход, поскольку в тех условиях он был невыгоден Украине.

Таким образом, российско-украинские отношения в зоне фронтира, вплоть до объе­динения, определялись политическим расче­том и соображениями государственной безо­пасности. Новым явлением стали прямые переговоры с Украиной, признанной де­факто обладателем суверенных прав. Однако это обстоятельство не изменило отношения к черкасам в приграничной зоне. Они по- прежнему рассматривались как иностранные подданные и как постоянный источник угро­зы для российских владений. Ситуация из­менилась только после последовавшей за Переяславской радой 1654 г. присягой запо­рожцев и всех жителей Левобережья на вер­ность российскому государю, в результате чего все они стали подданными Российского царства.

В конце XVI - первой половине XVII в. на территории южного фронтира России - в Днепро-Донской лесостепи - встретились потоки российской и украинской колониза­ций. Их взаимодействие было сложным и противоречивым. Конкуренция в освоении новых пространств развернулась на фоне по­стоянных татарских набегов. Именно необ­ходимость борьбы с последними подтолкну­ла Российское царство к продвижению в По­ле. При его освоении российские служилые люди и руководившие ими должностные ли­ца столкнулись с неожиданным препятстви­ем - украинскими казаками-черкасами. Ана­лиз русских посольских книг и дипломатиче­ских материалов Литовской метрики второй половины XVI в. показывает, что до 80-х го­дов XVI в. постоянных контактов с поддан­ными Речи Посполитой - черкасами - у рос­сиян не было. Они начались с середины 70-х гг. XVI в., когда Российское государство организовало сторожевую службу на южной окраине страны. Но действительно регуляр­ными контакты стали с середины 80-х гг. XVI в., когда на Поле стали появляться рос­сийские крепости. Наплыв украинских пере­селенцев был настолько значительным и их вооруженные вторжения на заселяемую рус­скими территорию были настолько частыми, что игнорировать фактор противоборства между представителями двух народов невоз­можно. Связанные с этим противоборством явления влияли на жизнь региона и опреде­ляли проводившуюся в отношении Поля по­литику России не меньше, чем татарские на­беги, подробно рассмотренные в отечествен­ной исторической литературе. Вместе с тем наблюдения над источниками не дают осно­вания соглашаться с выдвигавшимся в укра­инской историографии тезисом о приоритете украинской колонизации исследуемого ре­гиона. Заселение осуществлялось одновре­менно с севера и с запада.

Значительные массы украинцев пытались основать постоянные поселения в районах, уже считавшихся российским правительством своими. В этой ситуации проявилось пре­имущество российской колонизации. Она осуществлялась государством, строившим города-крепости, распространяя тем самым свой суверенитет на новые земли. Опираясь на создаваемые здесь вооруженные силы, Российское царство вытесняло украинских поселенцев с занимаемой ими территории.

По окончании Смоленской войны, Рос­сия развернула строительство Белгородской черты. Создаваемая сеть укреплений обусло­вила окончательное закрепление ее в данном регионе, позволила не только эффективно противостоять татарским набегам, но и уси­лить контроль над народной украинской ко­лонизацией и сделала бесперспективными польские планы, направленные на возвраще­ние этих территорий. Таким образом, коло­низационная политика, последовательно проводившаяся Россией, оказалась более ре­зультативной, чем спонтанное переселенче­ское движение с Украины, не имевшее госу­дарственной поддержки.

Однако в конфликте между Российским государством и украинскими колонистами было найдено место компромиссу. Этот ком­промисс оказался жизнеспособным и послу­жил основой для последующего сосущество­вания двух народов на одной территории, позволил России на протяжении первой по­ловины XVII в. успешно продолжить коло­низацию Поля. Предпосылкой к его дости­жению стала совместная борьба с татарскими набегами. Основу составило поступление черкас на российскую службу, в результате чего за несколько десятилетий на южной ок­раине России сформировался особый слой населения - служилые черкасы. Начиная с последнего десятилетия XVI в., в приказных документах и отписках российских воевод прослеживается разделение черкас на служи­лых и «воровских». Выделяясь среди русских служилых людей и крестьян, служилые чер­касы, благодаря этнокультурному родству и общему православному вероисповеданию, быстро адаптировались к существованию в России. Вместе с тем в первой половине XVII в. эта адаптация еще не была полной. Нередкими были конфликты служилых чер­кас с местными властями и русскими сосе­дями. Порождались указанные конфликты не этническими, а имущественными и правовы­ми противоречиями. Проявлялись они, в ос­новном, в неповиновении властям и уходе за пределы Российского царства. Такие «чер­касские измены» вызывали жесткую реак­цию российской администрации, т. к. уход населения обратно в Речь Посполитую ос­лаблял российские позиции на Поле и усили­вал последнюю. Но, по мере накопления опыта совместного проживания на границе и использования черкас в качестве российских служилых людей, центральная и местная власть смогла выработать политику, обеспе­чившую укоренение переселенцев на новом месте. Суть ее состояла в упорядочении службы, повышенном внимании к черкасам, превентивных мерах, направленных на рас­крытие готовящихся «измен» и перемещения наиболее мобильных, а потому самых нена­дежных, холостых и малоимущих, черкас подальше от границ с украинскими землями Речи Посполитой. После упорядочения службы черкас, в 40-е гг. XVII в., российское правительство смогло более энергично про­водить свою политику в регионе и, в конеч­ном счете, использовать людские ресурсы, прибывающие с Днепровского Левобережья, в своих интересах. Опыт совместного про­живания, выработанный в ходе взаимодейст­вия подданных России и переселенцев с ук­раинских земель Речи Посполитой в процес­се колонизации Днепро-Донской лесостепи, в дальнейшем сыграл положительную роль в становлении русско-украинских отношений в рамках единого государства. После Переяс­лавской рады 1654 г., провозгласившей вхо­ждение Левобережья в состав Российского царства, ситуация в регионе кардинально из­менилась. Жители Украины стали россий­скими подданными, а рассматриваемая тер­ритория перестала быть приграничной зоной. В дальнейшем российские земли, заселенные выходцами из украинских земель Речи По- сполитой, образовали Слободскую Украину.

1. Беляев И. О сторожевой, станичной и поле­вой службе на Польской украине Московско­го государства до царя Алексея Михайлови­ча. М., 1846.
2. Багалей Д.И. К истории заселения степной окраины Московского государства // ЖМНП (Журнал министерства народного просвеще­ния). 1886. № 7. С. 264-287.
3. Тхоржевский С. Государственное земледелие на южной окраине Московского государства в XVII в. // Архив истории труда в России. Пг., 1923. Кн. 8.
4. Козаченко А.И. Воссоединение Украины с Россией. М., 1954.
5. Дядиченко В., Стецюк Е. Борьба украинского народа за воссоединение Украины с Россией. Киев, 1954.
6. Книга посольская метрики Великого княже­ства Литовского, содержащая в себе дипло­матические сношения Литвы в государство- вание короля Сигизмунда-Августа (с 1545 по 1572 год). М., 1843. Т. 1. № 155-159.
7. АМГ (Акты Московского государства, из­данные императорскою Академиею наук). Спб., 1890.
8. Загоровский В.П. История вхождения Цен­трального Черноземья в состав Российского государства в XVI в. Воронеж, 1991.
9. Анпилогов Г.Н. Новые документы о России конца XVI - начала XVII в. М., 1967.
10. Godziszewski W. Polska a Moskwa za Wladyslawa IV. Krakow, 1930.
11. Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 г. М., 1960.
12. РГАДА (Российский государственный архив древних актов). Ф. 141. Оп. 1. Д. 2.
13. РГАДА. Ф. 124. Оп. 1. Д. 2.
14. РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. Д. 28.
15. Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в. М., 1990.
16. РГАДА. Ф. 210. Столбцы Белгородского сто­ла. № 25.
17. Баранов К.В. Акты XVI - начала XVII века из местнических дел // Русский дипломатарий. М., 2001. Вып. 7. № 20.
18. Писцовые книги Рязанского края. Рязань, 1996. Т. 1. Вып. 1.
19. РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 593.
20. АРП (Акты XIII-XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служи­лых фамилий после отмены местничества (Собрал и издал А. Юшков)). М., 1898. Ч. 1.
21. История Украинской ССР: в 10 т. Киев, 1982. Т. 2.
22. Мышко Д.И. Экономические, политические и культурные связи между Украиной и Россией в XV - первой половине XVII в. // Великая дружба. Ереван, 1954.
23. Бантыш-Каменский Н.Н. Переписка между Россиею и Польшею по 1700 г. М., 1862. Ч. 2.
24. Флоря Б.Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI - начале XVII века. М., 1978.
25. Повесть об осаде города Михайлова гетма­ном Сагайдачным в 1618 г. // Киевская ста­рина. 1885. № 12.
26. Законодательные акты Русского государства второй половины XVI - первой половины XVII века. Л., 1986.
27. СГГД (Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел). Спб., 1822. Ч. 3.
28. РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. № 13.
29. РГАДА. Ф. 210. Столбцы Севского стола. № 118.
30. Поршнев Б.Ф. Тридцатилетняя война и всту­пление в нее Швеции и Московского госу­дарства. М., 1976.
31. Жемайтис С.Г. Источники по истории Смо­ленской войны (1632-1634 гг.) в собрании П.П. Дубровского // Исследования памятни­ков письменной культуры в собраниях и ар­хивах отдела рукописей и редких книг. Л., 1988.
32. РГАДА. Столбцы Московского стола. № 102.
33. Царския грамоты на Корочу воеводам и че­лобитные корочан царям // ЧОИДР. 1859. № 2. Отд. 2. № 8.
34. Миклашевский И.Н. К истории хозяйственно­го быта Московского государства. М., 1894. Ч. 1.
35. ПСРЛ (Полное собрание русских летописей). Т. 34.
36. Godziszewski W. Granica polsko-moskiewska wedle pokoju polanowskiego (wytyzona w latach 1634-1648). Krakow, 1934.
37. Василенко Н.П. Очерки по истории Западной Руси и Украины // Русская история в очерках и статьях. К., 1916. Т. 3.
38. РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 597. Л. 14об., 26; Кн. 598. Л. 223-288.
39. Акты, относящиеся к Малороссии. Из доку­ментов Московского архива министерства юстиции. Без тит. л. № 1.
40. РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Кн. 650.
41. РГАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. № 99.
42. ВУСР (Воссоединение Украины с Россией). Документы и материалы: в 3 т. Т. 1. № 98.
43. ВУСР. Т. 1. № 107.
44. ВУСР. Т. 1. № 194.
45. РГАДА. Ф. 210. Книги Денежного стола. № 295. Л. 1-21.
46. Столбцы Поместного стола. № 24. Л. 277­280; № 21. Л. 275-275об., 285-288.
47. Разрядная книга 1637-38 г. М., 1983.
48. Воронежские акты. Воронеж, 1852. Кн. 2. № 12.
49. Материалы по истории Воронежской и со­седних губерний. Воронеж, 1889. Вып. 16. № 722.
50. Воронежские акты. Воронеж, 1851. Кн. 1.
51. Крип'якевич 1.П. Адмшстративний подш Украши 1648-1654 рр. // кторичш джерела та 1х використання. Кшв, 1966.
52. Лызлов Г.М. К вопросу о вступлении России в войну с Польшей в 1654 г. // Ученые запис­ки Казахского государственного университе­та. Алма-Ата, 1959. Т. 39.
53. Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в начальный период Освободительной войны украинского народа 1648-1654 гг. // Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. М., 1958. № 24.
54. Бантыш-Каменский Д.Н. История Малой России. М., 1842. Ч. 1.
55. АЮЗР (Акты, относящиеся к истории Юж­ной и Западной России, собранные и издан­ные Археографическою комиссиею). Спб., 1861. Т. 3.
56. ПСЗ (Полное собрание законов Российской империи). Собр. первое. Спб., 1830. Т. 1. № 49.
57. РИБ (Русская историческая библиотека, из­даваемая Археографическою комиссиею Академии наук). Спб., 1913. Т. 29.
58. Документы об освободительной войне укра­инского народа. 1648-1654 гг. К., 1965.
59. Belyaev I. O storozhevoy, stanichnoy i pole-voy sluzhbe na Pol'skoy ukraine Moskovskogo gosudarstva do tsarya Alekseya Mikhaylovicha. M., 1846.
60. Bagaley D.I. K istorii zaseleniya stepnoy okrainy Moskovskogo gosudarstva // ZhMNP (Zhurnal ministerstva narodnogo prosveshcheniya). 1886. № 7. S. 264-287.
61. Tkhorzhevskiy S. Gosudarstvennoe zemledelie na yuzhnoy okraine Moskovskogo gosudarstva v XVII v. // Arkhiv istorii truda v Rossii. Pg., 1923. Kn. 8.
62. Kozachenko A.I. Vossoedinenie Ukrainy s Rossiey. M., 1954.
63. Dyadichenko V., Stetsyuk E. Bor'ba ukrainskogo naroda za vossoedinenie Ukrainy s Rossiey. Kiev, 1954.
64. Kniga posol'skaya metriki Velikogo knyazhestva Litovskogo, soderzhashchaya v sebe diplomaticheskie snosheniya Litvy v gosudarst- vovanie korolya Sigizmunda-Avgusta (s 1545 po 1572 god). M., 1843. T. 1. № 155-159.
65. AMG (Akty Moskovskogo gosudarstva, iz- dannye imperatorskoyu Akademieyu nauk). Spb., 1890.
66. Zagorovskiy V.P. Istoriya vkhozhdeniya Tsen- tral'nogo Chernozem'ya v sostav Rossiyskogo gosudarstva v XVI v. Voronezh, 1991.
67. Anpilogov G.N. Novye dokumenty o Rossii kontsa XVI - nachala XVII v. M., 1967.
68. Godziszewski W. Polska a Moskwa za Wladyslawa IV. Krakow, 1930.
69. Opisi tsarskogo arkhiva XVI veka i arkhiva Posol'skogo prikaza 1614 g. M., 1960.
70. RGADA (Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv drevnikh aktov). F. 141. Op. 1. D. 2.
71. F. 124. Op. 1. D. 2.
72. F. 141. Op. 1. D. 28.
73. Stanislavskiy A.L. Grazhdanskaya voyna v Rossii XVII v. M., 1990.
74. F. 210. Stolbtsy Belgorodskogo stola. № 25.
75. Baranov K. V. Akty XVI - nachala XVII veka iz mestnicheskikh del // Russkiy diplomatariy. M., 2001. Vyp. 7. № 20.
76. Pistsovye knigi Ryazanskogo kraya. Ryazan', 1996. T. 1. Vyp. 1.
77. F. 389. Op. 1. Kn. 593.
78. ARP (Akty XIII-XVII vv., predstavlennye v Razryadnyy prikaz predstavitelyami sluzhilykh familiy posle otmeny mestnichestva (Sobral i izdal A. Yushkov)). M., 1898. Ch. 1.
79. Istoriya Ukrainskoy SSR: v 10 t. Kiev, 1982. T. 2.
80. Myshko D.I. Ekonomicheskie, politicheskie i kul'turnye svyazi mezhdu Ukrainoy i Rossiey v XV - pervoy polovine XVII v. // Velikaya druzhba. Erevan, 1954.
81. Bantysh-Kamenskiy N.N. Perepiska mezhdu Rossieyu i Pol'sheyu po 1700 g. M., 1862. Ch. 2.
82. Florya B.N. Russko-pol'skie otnosheniya i politicheskoe razvitie Vostochnoy Evropy vo vtoroy polovine XVI - nachale XVII veka. M., 1978.
83. Povest' ob osade goroda Mikhaylova getmanom Sagaydachnym v 1618 g. // Kievskaya starina. 1885. № 12.
84. Zakonodatel'nye akty Russkogo gosudarstva vtoroy poloviny XVI - pervoy poloviny XVII veka. L., 1986.
85. SGGD (Sobranie gosudarstvennykh gramot i dogovorov, khranyashchikhsya v Gosudarst- vennoy kollegii inostrannykh del). Spb., 1822. Ch. 3.
86. F. 141. Op. 1. № 13.
87. F. 210. Stolbtsy Sevskogo stola. № 118.
88. Porshnev B.F. Tridtsatiletnyaya voyna i vstuplenie v nee Shvetsii i Moskovskogo gosudarstva. M., 1976.
89. Zhemaytis S.G. Istochniki po istorii Smolenskoy voyny (1632-1634 gg.) v sobranii P.P. Dub- rovskogo // Issledovaniya pamyatnikov pis'mennoy kul'tury v sobraniyakh i ar-khivakh otdela rukopisey i redkikh knig. L., 1988.
90. Stolbtsy Moskovskogo stola. № 102.
91. Tsarskiya gramoty na Korochu voevodam i chelobitnye korochan tsaryam // ChOIDR. 1859. № 2. Otd. 2. № 8.
92. Miklashevskiy I.N. K istorii khozyaystvennogo byta Moskovskogo gosudarstva. M., 1894. Ch. 1.
93. PSRL (Polnoe sobranie russkikh letopisey). T. 34.
94. Godziszewski W. Granica polsko-moskiewska wedle pokoju polanowskiego (wytyzona w latach 1634-1648). Krakow, 1934.
95. Vasilenko N.P. Ocherki po istorii Zapadnoy Rusi i Ukrainy // Russkaya istoriya v ocherkakh i stat'yakh. K., 1916. T. 3.
96. F. 389. Op. 1. Kn. 597. L. 14ob., 26; Kn. 598. L. 223-288.
97. Akty, otnosyashchiesya k Malorossii. Iz doku- mentov Moskovskogo arkhiva ministerstva yustitsii. Bez tit. l. № 1.
98. F. 389. Op. 1. Kn. 650.
99. F. 210. Stolbtsy Prikaznogo stola. № 99.
100. VUSR (Vossoedinenie Ukrainy s Rossiey). Dokumenty i materialy: v 3 t. T. 1. № 98.
101. T. 1. № 107.
102. T. 1. № 194.
103. F. 210. Knigi Denezhnogo stola. № 295. L. 1-21.
104. Stolbtsy Pomestnogo stola. № 24. L. 277-280; № 21. L. 275-275ob., 285-288.
105. Razryadnaya kniga 1637-38 g. M., 1983.
106. Voronezhskie akty. Voronezh, 1852. Kn. 2. № 12.
107. Materialy po istorii Voronezhskoy i sosednikh guberniy. Voronezh, 1889. Vyp. 16. № 722.
108. Voronezhskie akty. Voronezh, 1851. Kn. 1.
109. Krip'yakevich I.P. Administrativniy podil Ukraini 1648-1654 rr. // Istorichni dzherela ta lkh vikoristannya. Kiiv, 1966.
110. Lyzlov G.M. K voprosu o vstuplenii Rossii v voynu s Pol'shey v 1654 g. // Uchenye zapiski Kazakhskogo gosudarstvennogo universiteta. Alma-Ata, 1959. T. 39.
111. Lyzlov M.Pol'sko-russkie otnosheniya v nachal'nyy period Osvoboditel'noy voyny ukrainskogo naroda 1648-1654 gg. // Kratkie soobshcheniya Instituta slavyanovedeniya AN SSSR. M., 1958. № 24.
112. Bantysh-Kamenskiy D.N. Istoriya Maloy Rossii. M., 1842. Ch. 1.
113. AYuZR (Akty, otnosyashchiesya k istorii Yuzh- noy i Zapadnoy Rossii, sobrannye i izdannye Arkheograficheskoyu komissieyu). Spb., 1861. T. 3.
114. PSZ (Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii). Sobr. pervoe. Spb., 1830. Т. № 49.
115. RIB (Russkaya istoricheskaya biblioteka, izdavaemaya Arkheograficheskoyu komissieyu Akademii nauk). Spb., 1913. T. 29.
116. Dokumenty ob osvoboditel'noy voyne ukrainskogo naroda. 1648-1654 gg. K., 1965.

Поступила в редакцию 17.08.2015 г.

UDC 94(47)

THE RESETTLEMENT OF UKRAINIANS IN THE SOUTHERN PART OF RUSSIA IN THE END OF XVI - FIRST HALF OF XVII CENTURY

Andrey Igorevich PAPKOV, Belgorod State National Research University, Belgorod, Russian Federation, Candidate of History, Associate Professor, Dean of Historical-Philological Faculty of Pedagogic Institute, e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

Migration process, developed in the zone of south frontier and connected with the spread of state territory of Russia in south direction, that were in the end of XVI - the first half of XVII century are characterized. In the end of XVI - first half of XVII century in the territory of south frontier of Russia - in Dniepr-Don forest-steppe - the Russian and Ukrainian colonizers met. Their interaction was difficult and contradictory. The competition in development of new lands was on the background of constant Tatars’ raids. The necessity of struggle against the Tatars was the stimulus to develop in Pole. The Russian ser­vice class people and their managing officials face the problem during its development - Ukrainian Kazaks-Cherkasy. The flow of Ukrainian migrants was really significant and their armed intrusions to the developed Russian territory were happen­ing very often, the factor of struggle between the representatives of two peoples in the zone of frontier could not be ignored. The events connected with this struggle influenced the life of region and defined the pursuing in Pole policy of Russian not less than Tatar’s raids. The significant amount of Ukrainians tried to develop the constant settlements in regions, which were already considered to be Russian. In this situation Russian colonization had an advantage. It was made by the state, building fortifications, spreading sovereignty over new lands. Basing on the created armed forces, Russian reigning forced out the Ukrainian settlers the occupied territory. After the Smolenskaya war was over, Russia started to build Belgorod boundary. The build fortifications caused its final fortification in this region, let not only efficiently counteract the Tatars’ raids, but also to strengthen the control over the national Ukrainian colonization and made the Polish plan, which did not have any prospects to get back these territories. Thus, colonization policy, which was pursued by Russia, had more results, than spontaneous emigrant movement from Ukraine, that did not have state support. Anyway, in the conflict between Russian state and Ukrai­nian colonizers was found compromise. This compromise was lively and was the basis for the following coexisting of two peoples on one territory, which let Russia for the first half of XVII century to continue successfully the colonization of Pole. The supposition for reaching it was the combined struggle against Tatars’ raids. The basis was the service o f Cherkasy in Russian service, as a result for decades on the south border of Russia was formed the special class of the population - service class Cherkasy. Standing out among Russian service class people and peasants, service class Cherkasy, due to the ethnic- cultural relationship and general orthodox faith, they adopted for the existence in Russia. This adaptation in the first half of XVII century was not full. The conflict of the service class Cherkasy with the local authorities and Russian neighbours was very common. These conflicts were caused not only by ethnic, but by property and legal counteractions. They appeared, basi­cally, in disobedience to authorities and going out of Russian reign territory. These “Cherkasy treachery” caused rough reac­tion of Russian administration, as the going of the population back to Polish-Lithuanian Commonwealth weakened Russian positions and strengthened the last ones. But, as they were becoming more experienced of joint living on the border and use of Cherkasy as Russian service class people, central and local authorities could have policy, providing the taking root of the migrants on new place. The experience of joint living, developed in the process of cooperation of the subjects of Russia and the migrants from Ukrainian land to Polish-Lithuanian Commonwealth in the process of colonization of Dniepr-Don forest- steppe, further it played an important role in becoming of Russian-Ukrainian relations within the framework of one state.

Key words: Russian state; the south of Russia; Dniepr-Don forest-steppe; Crimean Khanate; Polish-Lithuanian Com­monwealth; border.

DOI: 10.20310/1810-0201-2015-20-10-47-70

^[1] Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 14-01-00355 «Русский фронтир: поли­тические, социальные и экономические аспекты (Юг России в XVI - конец XVIII в.)».

^[2]   Российское правительство считало Днепро­Донскую лесостепь своей территорией, частью Север­ских земель. Лежавшие южнее границ Российского государства неосвоенные земли назывались «Полем». Соответственно, пограничная российская территория именовалась Северской и Польской украйнами (окраи­нами).

^[3] В российском делопроизводстве XVI—XVII вв. украинцев называли «черкасами», по названию города Черкасс, бывшем в то время центром украинского ка­зачества. Нередко черкас делили на «служилых» (при­нявших российское подданство и поселенных на тер­ритории России) и «воровских» (формально являвших­ся подданными Речи Посполитой, но фактически дей­ствовавших самостоятельно и нападавших на россий­скую территорию). Настоящая работа не претендует на разрешение вопроса о времени складывания украин­ской народности, термин «украинцы», в данном случае, не имеет этнической окраски, а используется для обо­значения жителей украинских земель Речи Посполитой.

^[4] «Выписчиками» черкасы называли казаков, ис­ключенных из реестра (списка, по которому в Речи Посполитой казакам выдавалось жалованье). Не во­шедшие в реестр теряли права казака и должны были стать либо крестьянами, либо мещанами.